Jun 26,2016

Н. А. Антанович, Белорусский государственный университет, доцент

Политический дискурс в области международных отношений связан с проблемами войны и мира, агрессии и сотрудничества, которые охватывают­ся тем или иным пониманием безопасности. Дискурсивный подход получает все более широкое распространение в политической науке. М. Маркс (M. Marks) в 2011 г. выпустил книгу «Метафоры в теории международных отношений», А. Бенки (А. Behnke) опубликовал книгу «Дискурс НАТО по проблемам безопасности после окончания холодной войны» (2012). Д. Мачин (D.Machin), Т. Ван Ливен (T.Van Leewen) выпустили работу «Дискур­сы войны» (2007). Следует также отметить работы А.П. Чудинова (теорети­ко-методологические обоснования политической лингвистики), И.В. Жукова (исследование войны в дискурсе прессы), В.С. Мартьянова (изучение поли­тической риторики), А.А. Степанова (анализ смыслового пространства поня­тий война и мир).

Цель данной статьи - изучить особенности дискурсивных практик и приемов в конструировании концепта международной безопасности.

Связь человека с миром и с социумом является и практической, и ком­муникативной (по сути - языковой). Наши действия, согласно классикам ивент-анализа, можно подразделить на физические и вербальные (работы Ч. Тилли, Э. Азара, Дж. Гольдштейна). Вербальные (речевые) действия в сфере международных отношений делятся на миролюбивые и воинственные, а точнее - на дискурс мира и войны. Известнейшие мыслители с войной либо миром связывали понимание изначальной сущности человека: по Т. Гоббсу война - это «естественное состояние человека». А вот мир нужно поддержи­вать, сохранять, защищать. А.А. Степанов указывает, что понятие «война» обладает денотатом (т.е. мы можем эмпирически зафиксировать войну как историческое событие), а понятие «мир» является абстрактным. Денотатом обладает словосочетание «мирный договор», а не просто «мир» (если речь не идет о Вселенной). А.Степанов делает вывод: «"война" - имманентна и фе­номенальна, а "мир" - трансцендентен и ноуменален; война связана с движе­нием, изменением и становлением, а следовательно, с временем и простран­ством; мир связан с неизменным, покоем и вечностью» [7]. Оба дискурса (мира и войны) могут использоваться в конструировании представлений о безопасности (как для правящей элиты, так и для широких масс).

Реалистическая школа международных отношений рассматривает безопасность как производную от силы (в первую очередь военной), а школа политического идеализма - как следствие мира, поскольку прочный мир обеспечивает безопасность для всех. Теория секьюритизации, представлен­ная работами Б. Бузана (B. Buzan) и О. Вэвера, рассматривает безопасность в качестве «дискурсивной практики, направленной на изменение расстановки политических приоритетов» [4, с.25]. Ж.Альварэс отмечает, что книга Б. Бузана «Народы, государства и страх» (1983) положила конец рассмотре­нию безопасности исключительно в военном плане. Безопасность включает в себя политические, социальные, экологические, культурные [добавим, и эко­номические (авт.)] аспекты» [9, p.62-63].

Таким образом, понимание безопасности может постулироваться как посредством миролюбивой, так и посредством воинственной риторики. Зна­чимой стороной безопасности являются угрозы, которые должны упреждать­ся либо преодолеваться. Безопасность в системе международных отношений может рассматриваться как атрибут государства (блоков государств) и как атрибут международного сообщества. Второе понимание безопасности не может возникнуть спонтанно. Оно формируется в реальных межгосударст­венных отношениях и закрепляется в определенном дискурсе.

Политический дискурс как актуальное использование речевых практик всегда связан с метафорами. В качестве базисных, основополагающих выде­ляют следующие виды метафор: метафора пути, справедливой войны и ры­царя-освободителя, болезни и разрушения, «зоологические» метафоры (см. работы А.П. Чудинова) [5, с.86-89]. В дипломатии метафоры применяются как средство презентации идей, восприятия отношений с партнерами (мета­форы мира и спортивного состязания), инструмент достижения мира.

Метафора пути воплощается в представлениях о стратегии будущего развития общества (например, образы дороги, локомотива). В дипломатии метафора пути широко распространена: дорожная карта, пошаговая диплома­тия. Метафоры болезни и разрушения предупреждают об угрозах для обще­ства, рисуют образ врага (другого, чуждого). Консолидация против угрозы (явной либо воображаемой) воплощается в метафорах справедливой, славной войны, противостояния против вероломной агрессии, «холодной войны». Пример «зоологических» метафор - «ястребы и голуби».

В основе «расшифровки» метафор массовым сознанием лежат фреймы, понимаемые как типизированные структуры восприятия окружающего мира. Применительно к международным отношениям используются фрейм кон­фликта и фрейм «игры». Примером фрейма конфликта является увязывание имени какого-либо политика с Гитлером (имя последнего используют как «метафорическую оболочку, которая передает основной набор характери­стик, включающий референтную модель "война"») [6, c.10-11]. Фрейм «иг­ры» представляет международные отношения по аналогии со спортивными соревнованиями, где, как известно, с одной стороны «главное не победа, а участие», а с другой - «побеждает сильнейший». Метафора политики как спортивного сражения в научном и публичном дискурсе переплетается с ре­презентацией политического противостояния с помощью теории игр: игры с нулевой суммой и игры с ненулевой суммой.

М. Маркс провел исторический экскурс использования метафор в сфе­ре международных отношений. Так, в средние века государства описывались как «места на карте» [10, с.162]. В 18 веке термин «сообщество государств» возник под влиянием биологических аналогий. Более поздние метафоры опи­сывают международные отношения как «сеть» с «темными углами и темны­ми тенями» [10, с.166]. М. Маркс показывает метафоричность словосочета­ний «война с наркотиками», «война с терроризмом».

Применение метафор сопрягается с использованием прецедентных имен. Речь идет об именах, которые стали символическими, отражают опре­деленною совокупность качеств, получили широкую известность. Например: Наполеон, Александр Невский, Тарас Бульба, Кастусь Калиновский.

Еще одним речевым приемом, активно применяемым в политическом дискурсе, являются эвфемизмы. В публичных высказываниях используются смягченные, завуалированные формулировки. Данный прием оправдан ради сохранения политической корректности, он уместен в дипломатической лек­сике, когда резкие высказывания заменяются нейтральными. Так, когда не­возможно заявить о прямой поддержке политических действий, то использу­ют фразы «отнестись с пониманием», «выразить глубокую озабоченность», «нельзя оставаться безучастными к событиям...».

Однако эвфемизмы легко превращаются в манипулятивный прием в массовой коммуникации. Приведем примеры. Слово «пытки» заменяется фразой «жесткие методы допроса» (применялись ЦРУ к подозреваемым в терроризме). Подводя итоги крайне неспокойного для мировой безопасности 2014 г., журналисты отметили, что в заявлениях ряда политиков либо их пресс-секретарей «слова "ложь" или "вранье" . заменялись на эвфемизмы "ошибки перевода", "вырвано из контекста" или на банальное "память под­вела"» [2]. Еще один пример: «Циничная фраза "Труд освобождает" (Arbeit macht frei) стала наглядным примером эвфемизма и преуменьшения в наци­стской пропаганде и напоминанием о невообразимых муках заключенных концлагерей» [4].

Ряд авторов (С.Г. Кара-Мурза, И.В. Жуков) показывают, что в полити­ческом дискурсе (и в дискурсе СМИ особенно) понятие «война» часто замал­чивается, не называется своим именем, а взамен используются: «конфликт низкой (или высокой) интенсивности», «гуманитарная операция», «антитер­рористическая операция» [1]. Уместным будет сравнение терминов «агрессия» и «принуждение к миру». Конкретные субъекты политики и СМИ в за­висимости от идеологической приверженности используют ту или иную тер­минологию. Но вне зависимости от идеологической позиции «дискурсивные основы любой современной войны представляют собой мощное и эффектив­ное средство достижения информационного, политического, идеологическо­го и экономического господства» (высказывание И.В. Жукова) [1].

Применение аллюзий в политическом дискурсе является искусством намеков на исторические события и факты, литературных героев. Аллюзии могут быть облечены в невербальную форму. Аллюзии применяла Мадлен Олбарайт, надевая разные броши. Не обходится политический дискурс и без оксюморонов - своего рода стилистических ошибок, когда в одном словосо­четании совмещают несовместимое: «принципиальная беспринципность» (А. Троицкий), «партнеры-недоброжелатели» (М. Ремизов), «миролюбивый ястреб войны», «агрессивный миротворец». Оксюмороны могут использо­ваться для того, чтобы вызвать когнитивный диссонанс, подтолкнуть к пере­смотру сложившихся стереотипов, а также как сатирический прием.

Хорошо известный прием «навешивания ярлыков» в современном по­литическом дискурсе эффективно используется в форме «стигматизации»: с политическим лидером или политической силой увязывают представления о неком социальном неблагополучии, пороке («стигме» как кровоточащей ра­не). Далее следует прием монополизации понятий и имен [6, с.39]. Сравним: «народное сопротивление, силы самообороны» и «провокаторы, наемники, сепаратисты, экстремисты, террористы».

Отдельное внимание в политическом дискурс-анализе уделяют прессу- позициям, которые выглядят как обычные утверждения, но формулируются так, чтобы не вызывая сомнений, дать адресату установку на определенное действие. В противовес концепту безопасности как гармонии и мира форми­руются так называемые «пресуппозиции опасности» - это «предостережения, закодированные в тексте», «угрозы безопасности». Прессупозиции в сочета­нии с монополизацией понятий и имен формируют стандартизированные взгляды и стереотипы.

Когда нет смысла прибегать к политически корректным приемам, ис­пользуют аксиологическую поляризацию (дихотомическое представление реальности с использованием негативных оценочных категорий). Могут ис­пользоваться просторечные, диалектные и даже жаргонные слова. Резкие, провокационные заявления иногда называют «языковым экстремизмом» [11, с.37].

Итак, внутриполитические процессы и международные отношения можно эффективно исследовать посредством дискурс-анализа (в том числе исследования специальных лингвистических приемов). А. Бенки провел дискурс-анализ концепта безопасности в трактовке НАТО. Согласно А. Бенки, НАТО во время «холодной войны» удалось выработать общее чувство поли­тической и культурной идентичности всех государств-членов [11, p.3]. Разви­тие НАТО рассмотрено А. Бенки через призму теории «друзей-врагов» Карла Шмитта и связывается с меняющимися угрозами, которые не могут быть четко пространственно определены и ограничены. После событий 9/11 аль­янс все больше концентрируется на таких международных угрозах, как тер­роризм, кибер-атаки, неконтролируемое распространение оружия массового уничтожения [12]. После окончания «холодной войны» и в связи с расшире­нием альянса значимость общей идентичности возросла. В то время как вступление государств Центральной и Восточной Европы в НАТО представ­лено в формате их полной интеграции, Россия получила роль многолетнего аутсайдера. Государства «Юга» для альянса представлены как «пространство фундаментализма, иррациональности и авторитаризма» [12].

Т. Аарскауг (Т. Aarskaug) на основе дискурс-анализа публикаций в рос­сийских газетах о НАТО за период 2004 - 2010 гг. делает вывод, что одно из важных разногласий РФ и НАТО связано с расширением влияния альянса на постсоветские республики [8, р.83]. Непосредственная близость стран-членов НАТО к границам России воспринимается как потенциальная опасность, а отношения с альянсом воспринимаются как ненадежные из-за нарушения обещания, данного Горбачеву о не-расширении НАТО на Восток.» [8, р.85]. Отношения Россия-НАТО развиваются волнообразно (рост и снижение на­пряженности) [8].

Л. Купидо (L.Cupido) проведен дискурс-анализ формирования иден­тичности НАТО во время кризисов в Абхазии, Южной Осетии и Крыму и сделан вывод, что в официальной реакции на кризисы НАТО фокусируется на таких понятиях, как суверенитет и территориальная целостность, между­народное право [12, р.20]. Риторика НАТО в период присоединения Крыма к РФ содержит такой дискурсивный прием, как дихотомии, а также ссылки на проблемы безопасности и подчеркивает идею коллективной защиты [12, p. 22].

Речевые приемы эффективны только при достаточном уровне доверия к источнику информации. Если доверия нет - нет и ожидаемого воздействия. Столкновение политических публичных дискурсов, построенных на основе применения тех или иных специальных приемов, зачастую приводит не к достижению понимания, а к коммуникативным недоразумениям. Примене­ние дискурс-анализа в исследовании современных международных отноше­ний на эмпирических массивах текстовых данных - весьма продуктивная ме­тодология, которая позволяет выявлять подлинные смыслы физических ак­ций и самих вербальных высказываний, зашифрованных с помощью слож­ных лингвистических приемов.

Дискурс проблем международной безопасности политизирован: пони­мание безопасности может постулироваться как посредством миролюбивой, так и посредством воинственной риторики. Дискурс-анализ может помочь сторонам лучше понять друг друга. Но ведущую роль играет политическая воля, основанная на сбалансированности интересов сторон.

Литература

  1. Жуков И.В. Война в дискурсе современной прессы [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://teneta.rinet.ru/rus/ii/iliazhukov_war.htm - Дата доступа: 11.10. 2014.
  2. Калтыгина А. «Все лгут». Как обманывали мир политики и ди­пломаты в 2014 год. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://news.tut.by/world/429582.html - Дата доступа: 11.10. 2014.
  3. Морозов В.Е. Безопасность как форма политического: о секьюри­тизации и политизации // Полис. - 2011.- № 3. - с.24-35.
  4. Ондрускова И., Польская К. Кому понадобилась кованая дверь бывшего лагеря смерти? // DW. 04.11.2014. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.dw.de/кому-понадобилась-кованая-дверь-бывшего- лагеря-смерти/а-18038926 - Дата доступа: 11.10. 2014.
  5. Политическая лингвистика / Гл. ред. А.П. Чудинов; ГОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т»; Вып. (1) 24. - Екатеринбург, 2008. - 184 с.
  6. Политическая лингвистика. / Гл. ред. А.П.Чудинов; Урал. гос. пед. ун-т; Вып. (3)23. - Екатеринбург, 2007. - 190 с.
  7. Степанов А.А. Война и мир в смысловом пространстве филосо­фии: методологический аспект [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://psibook.com/philosophy/voyna-i-mir-v-smyslovom-prostranstve-filosofii- metodologicheskiy-aspekt.html - Дата доступа: 11.10. 2014.
  8. Aarskaug T. The Russian NATO discourse. An analysis of perspec­tives on the North Atlantic Treaty Organization in Russian newspapers. - Universi­ty of Oslo, 2011. - 109 р. - [Electronic recourse]. - Mode of access: https://www.duo.uio.no/handle/10852/33966 - Date of access: 15.12.2014.
  9. Alvarez J. E. Re-thinking (in)security discourses from a critical per­spective. - Asteriskos. 2006. 1/2. p. 61-82. - [Electronic recourse]. - Mode of ac­cess:http://echavarria.wissweb.at/fileadmin/echavarria/Rethinking_insecurity_Asterisko s_01.pdf - Date of access: 15.12.2014.
  10. Marks M. P. Metaphors in International Relations Theory. - Palgrave MacMillan, 2011. - 257 р.
  11. Behnke A. NATO's Security Discourse after the Cold War: Represent­ing the West. - Palgrave Macmillan , 2012. - 248 p.
  12. Behnke A. NATO's Security Discourse after the Cold War - Represent­ing the West. Rewire on the book. 2013. - [Electronic recourse]. - Mode of access: http://www.exploringgeopolitics.org/andreas-behnke-nato-s-security-discourse- after-the-cold-war-representing-the-west/ Date of access: 10.01.2015
  13. Cupido L. A discourse analysis of NATO's identity formation during the crises in Abkhazia, South Ossetia and Crimea. - Universiteit Leiden, 2014. - 26 р. - [Electronic recourse]. - Mode of access: https://openaccess.leidenuniv.nl/handle/1887/28681 - Date of access: 15.12.2014.