«Умная оборона» НАТО

А.А. Розанов,

доктор исторических наук, профессор кафедры международных отношений факультета международных отношений Белгосуниверситета

Со дня основания НАТО идут дискуссии о месте и роли этой организации в системе международной безопасности, о дальнейшей судьбе трансатлантического проекта и перспективах реформирования НАТО. Нельзя не отметить, что кризисные явления сопровождали Альянс на протяжении всей его истории (достаточно вспомнить 1966 г., когда Франция вышла из военной структуры НАТО и штаб-квартиру пришлось перенести из Парижа в Брюссель). После окончания «холодной войны» адаптация Североатлантического союза к новым условиям неразделенной Европы протекала отнюдь не безболезненно и результаты ее не стоит преувеличивать.

Стратегическая концепция НАТО, утвержденная на саммите в Лиссабоне в ноябре 2010 г., была призвана ответить на новые вызовы времени: в документе нашли отражение современные способы борьбы с возникающими угрозами, пути обеспечения энергетической и кибернетической безопасности, средства противодействия международному терроризму и распространению ядерного оружия. Изменение функций НАТО, акцентирование политического компонента безопасности, новые нюансы в функционировании союза вполне заметны. В частности, в новой Стратегической концепции сформулированы подходы к укреплению международной безопасности посредством сотрудничества и отмечено, что важнейшая составляющая такого подхода  - партнерство между НАТО и странами, не являющимися членами Альянса, а также другими международными организациями и структурами.

Между тем, ключевая проблема на сегодняшний день заключается в поиске долгосрочных стратегических ориентиров Атлантического альянса с учетом несовпадающих позиций стран-членов по ряду принципиальных вопросов. Если США, Великобритания, Нидерланды активно выступают за расширение горизонтов НАТО, выход за пределы трансатлантических рамок, то некоторые союзники, особенно из числа сравнительно молодых членов (в первую очередь страны Балтии и Польша), без восторга воспринимают такого рода соображения: в силу исторических причин для них прежде всего важна традиционная функция Альянса в сфере коллективной обороны и использование механизмов НАТО в сдерживании так называемого российского неоимпериализма.

Важно иметь в виду, что геостратегические интересы США после 11 сентября 2001 г. и особенно в последние годы существенным образом изменились, постепенно сместившись в сторону Азии, Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Это будет иметь серьезные последствия для НАТО, трансатлантических отношений в целом. С каждым последующим годом вопросы обеспечения национальной безопасности США требовали усиления военного присутствия в Азии, в то время как европейским странам уделялось сравнительно меньше внимания (можно даже говорить о своеобразной «деевропеизации» внешней и военной политики США).

5 января 2012 г. Соединенные Штаты представили план новой военной стратегии «Поддержание глобального лидерства США: приоритеты обороны XXI века»[i], в соответствии с которым Европа видится по существу как «тыл» американской глобальной стратегии. Основным посылом документа стала официально закрепленная переориентация на АТР и в особенности на Восточную Азию, при этом основной игрок региона (Китай) уже давно расценивается Вашингтоном как главный потенциальный соперник.

Наиболее важный  аспект новой оборонной стратегии в ракурсе НАТО связан с масштабом и глубиной сокращения американского военного присутствия в Европе. К 2015 г. США планируют вывести из Европы две из четырех дислоцированных здесь бригадных боевых групп (Brigade Combat Teems). Речь идет о двух армейских бригадах, размещенных в Германии, где сокращение может затронуть до 15 тыс. человек. Белый дом намерен сохранить крупные базы в Рамштайне (Германия) и Авиано (Италия), где будет размещаться бригада воздушно-десантных войск. Вместо выводимых из Европы армейских бригад на континент будут направляться подразделения морской пехоты и сил специальных операций (U.S. Special Operations Forces – SOF) на основе ротации.

Соответственно изменилось и место НАТО во внешней и военной политике США. С момента переориентации военной машины США на борьбу с терроризмом и новые вызовы XXI века значение НАТО как военного инструмента в глазах Вашингтона относительно уменьшилось вплоть до того, что Альянс все более рассматривается в Белом доме в первую очередь как структура, полезная для демонстрации прежде всего политической солидарности, а не военной мощи. В контексте антитеррористической борьбы большую ценность и стратегическую значимость приобретают механизмы гибких международных коалиций, а не такие громоздкие инерционные  структуры, как НАТО.

В целом складывается впечатление, что несмотря на размах активности Альянса по разным направлениям, масштабные проекты и начинания, эта организация все еще находится в поисках своего места в современном глобализирующемся мире. Причем, как несколько лет назад справедливо заметил ведущий аналитик Бюро разведки и исследований Госдепартамента США Дж. Шмидт, «подлинная проблема заключается в том, что Соединенные Штаты толком не знают, чего они хотят от НАТО»[ii].

Показательно, что в ходе операции в Ливии США играли в общем-то малопрофилированную роль, ограничившись функцией «лидерства с задней скамьи» или «лидерства из-за кулис» («leadership from behind»),эта характеристика была запущена в оборот одним из представителей администрации Обамы.

В последнее время, особенно после саммита НАТО в Чикаго в мае 2012 г. немало говорится об «умной обороне» (Smart Defence) Атлантического альянса. Эта  идея активно продвигается генеральным секретарем НАТО Андерсом Фог Расмуссеном с 2011 г., он впервые развернул ее на мюнхенской конференции по вопросам безопасности в феврале 2011 г., а в начале 2012 г. на аналогичной конференции ее существенно конкретизировал. Некоторым аналитикам на Западе, правда,  не нравится само название «умная оборона», поскольку оно как бы подразумевает, что ранее оборона НАТО не была умной.

Однако примеры умной обороны, как считает, скажем, официальный представитель НАТО  Оана Лунджеску, были, конечно, и ранее. В качестве одного из них упоминается проект стратегических воздушных перевозок, запущенный в 2008 г. В нем участвовало 12 стран (10 членов НАТО плюс 2 страны-партнеры – Финляндия и Швеция), они совместно приобрели 3 тяжелых транспортных самолета Boeing C-17 Globalmaster III и коллективно распоряжаются ими (сами самолеты, кстати, базируются в Венгрии). Сделать это поодиночке им было бы не под силу[iii].

На чикагском саммите в контексте реализации концепции «умной обороны» был представлен и утвержден перечень программ и проектов, предполагающий объединение усилий стран НАТО в определенных областях сотрудничества, таких как стратегические авиационные переброски, совместное патрулирование прибрежной зоны самолетами патрульной авиации, развитие и совершенствование средств наблюдения и разведки и др. (всего таких проектов более 20, они, по словам г-на Расмуссена, будут направлены на восполнение «критического дефицита» военных возможностей Альянса[iv]).

Однако проблема с этими программами и проектами, как уже не раз бывало в истории НАТО, заключается в том, что их практическое осуществление может быть далеко не столь впечатляющим, как это выглядит на бумаге. Хорошо известна нерасторопность европейских союзников США в том, что касается приобретения перспективных видов оружия, особенно их финансирования, о чем весьма красноречиво сказал бывший министр обороны США Роберт Гейтс в своем выступлении в Брюсселе в июне 2011 г. незадолго до того, как он покинул этот пост.

В 2011 г. только 3 страны НАТО (США, Великобритания и Греция) направили на военные цели более 2% ВВП (уровень оборонных ассигнований, неформально рекомендуемый руководством НАТО)[v].

Концепция «умной обороны» призвана содействовать реализации в НАТО другой масштабной инициативы, получившей название «К силам НАТО 2020» (Towards NATO Forces 2020). Эта инициатива, получившая одобрение глав государств и правительств стран НАТО в Чикаго, заключается в создании современных объединенных вооруженных сил, способных к адекватному и оперативному реагированию на возникающие вызовы и угрозы безопасности в любом регионе мира с максимально эффективным задействованием военного потенциала стран НАТО.

Существенным элементом «Сил НАТО 2020» станет «Инициатива связанных сил» (Connected Forces Initiative), предполагающая развитие взаимодействия между вооруженными силами стран НАТО в трех направлениях: наращивание количества совместных учений, в том числе с Силами реагирования НАТО, совместная подготовка военнослужащих и обслуживающего персонала, а также совместное использование технологий и вооружений[vi].

Натовский интерес к «умной обороне» в решающей степени обусловлен тем, что большинство стран-членов НАТО серьезно урезают свои военные расходы, не очень-то расположены инвестировать в дорогостоящие программы обороны, которые соответствовали бы новым реалиям. Альянсу действительно со всей очевидностью требуется реформа, чтобы минимизировать сокращение военного потенциала отдельных стран-членов и по возможности сохранить обороноспособность на достаточном уровне.

У европейских стран НАТО в совокупности в регулярных вооруженных силах имеется около 2 млн. военнослужащих, но только 3-5% из них могут быть размещены на стратегическом удалении от Европы для участия в операциях по стабилизации и в миротворческих миссиях[vii].

Текущие и планируемые сокращения оборонных ресурсов Великобритании, Франции, Италии, Испании, Нидерландов, Германии и других стран-членов НАТО приведут к значительному сокращению их вооруженных сил (ВС)[viii]. Так, Великобритания предполагает к 2015 г. урезать свои военные расходы на 8%, это будет означать сокращение численности личного состава на 42 тыс. человек.

В середине 2008 г. правительство Франции провозгласило новую доктрину национальной безопасности, в соответствии с которой к 2015 г. ее ВС будут сокращены на 54 тыс. гражданских и военных специалистов. В 2013 г. Париж планирует снизить свой военный бюджет на 3%.

В 2010 г. Италия сократила военный бюджет на 10%. В 2013 г. будут проведены дополнительные мероприятия по уменьшению военных расходов.

За последние четыре года оборонный бюджет  Испании был сокращен на 25% (1,5 млн. евро). Сейчас он составляет примерно 6,3 млн. Основная часть изъятых средств пришлась на прекращение закупок некоторых видов вооружений. В 2011 и 2012 гг. численность ВС была сокращена на 7%. Для сокращения расходов военное ведомство королевства подготовило план по реорганизации вооруженных сил «Vision-2025», который планируется реализовать в течение 13 лет.

Нидерланды к концу 2015 г. намерены уменьшить свой военный бюджет на 13%. В результате этого ВС страны потеряют 12,3 тыс. человек личного состава.

Германия к 2013 г. планирует сократить свои военные расходы на 10 млрд. долл. В результате снижения ассигнований по линии министерства обороны численность ВС Германии будет составлять примерно 180 тыс. человек. 20 лет назад только в сухопутных войсках ФРГ служило в два раза больше военнослужащих.

Вследствие уменьшения военных ассигнований структура ВС этих стран претерпит существенные изменения. Французская, немецкая и итальянская армии сохранят в своем составе только несколько укрупненных бригад, которые будут находиться в состоянии ограниченной боевой готовности. В Нидерландах каждый из трех видов ВС будет сокращен до размеров одной бригады.

Все страны-члены альянса в принципе понимают, что сгладить негативные последствия финансового кризиса на оборонную сферу можно лишь посредством адекватного реформирования. Большинство из них одобряют идею «умной обороны», потому что она направлена на воплощение лозунга генсека НАТО  «добиваться большего меньшими средствами».  Есть, конечно, страны, которые сомневаются в необходимости реорганизации. Они опасаются, что реформа направлена лишь на то, чтобы «вынудить европейцев закупать все американское» - именно так сказал один из натовских дипломатов[ix]. Это не вполне обоснованный упрек, поскольку на протяжении многих лет европейцы тратили лишь относительно небольшую часть своего военного бюджета на исследования и разработки, далеко отставая по этому показателю от США. В этом смысле им некого винить, кроме самих себя, в том, что у них нет такого военно-технологического потенциала, который есть у Соединенных Штатов. Это касается прежде всего средств разведки и целеуказания, стратегической мобильности, высокоточного оружия.

Заметим, что доля США в совокупных военных расходах стран НАТО сегодня приблизилась к 75% (в годы холодной войны она составляла около 50%), а на европейских союзников США ныне приходится только 21%[x].

Надо сказать, что в США имеются влиятельные критики идеи «умной обороны», в частности в Конгрессе. Некоторые конгрессмены (Джон Маккейн и др.) выразили озабоченность в связи с тем, что отдельные члены альянса могут попытаться использовать реформу лишь как предлог для еще большего сокращения своих военных расходов.

В рамках концепции «умной обороны» особый акцент делается на специализацию, инвестирование в те области, где те или иные страны-члены НАТО традиционно сильны. Скажем, Чехия  накопила большой опыт в области химической, биологической и радиационной защиты. Этот потенциал она может использовать не только для своих нужд, но и для решения задач в интересах Альянса в целом, что, собственно, она и делает.

Ключевой вопрос состоит в том, как избежать ситуации, в которой страны будут выбирать специализацию в зависимости от того, что дешевле. Ведь, понятно, что некоторые члены НАТО будут настроены «по умолчанию» урезать дорогостоящие программы и выбирать менее затратные.

В НАТО говорят, что Альянс будет стремиться к тому,  чтобы страны сами определились, кто за что будет отвечать. При этом важно, чтобы нагрузка распределялась сбалансированно и справедливо. На это потребуется время.  Ведь специализация по сути - довольно чувствительная вещь, так как речь в известной мере идет о суверенитете, о том, что у тех или иных стран не будет полноценного военного потенциала, поскольку они сосредоточатся лишь на отдельных направлениях развития оборонной сферы, где уже преуспели. Вместе с тем специализация, очевидно, все же может стать перспективным инструментом управления, координации военных усилий  стран-членов, чтобы избежать дублирования и нерационального использования имеющихся ресурсов.

В коридорах НАТО утверждается, что разрабатываемая Альянсом система  противоракетной обороны (ЕвроПРО), о завершении первой фазы развертывания которой было объявлено на чикагском саммите НАТО, - это, дескать, наглядный пример «умной обороны». Однако с этим мнением можно и поспорить, поскольку на деле речь идет прежде всего о системе ЕвроПРО Соединенных Штатов, которая будет обслуживать весь альянс. Возможности других союзников США в сфере ПРО крайне незначительны, у большинства их нет вообще.

Согласно подсчетам американских специалистов, за десятилетие странам НАТО надо будет вложить 47 млрд. долларов в систему ПРО, доля Вашингтона в этих затратах составит около 85 %[xi]. Цифры говорят сами за себя.

Европейские страны НАТО, конечно, могут предоставить кое-какие дополнительные элементы, но главным образом - лишь территорию для перехватчиков или радаров. Нидерланды, правда, объявили о намерении модернизировать четыре своих корабля с радарами морского базирования, чтобы сделать их частью общей системы ПРО. Германия готова предоставить Альянсу имеющиеся у нее американские системы ПВО Patriot (последней модификации PAC-3)[xii]. Турция, Испания, Румыния и Польша согласились принять на своей территории компоненты системы ПРО США. НАТО же будет в целом обеспечивать контроль и управление этой системой через командный пункт в Рамштайне (ФРГ). Понятно, что вместе элементы системы могут гораздо больше, чем по отдельности, так что какое-то подобие «умной обороны» здесь, видимо, присутствует.

Как представляется, весьма реалистичный, взвешенный и довольно критический взгляд на концепцию «умной обороны» представлен в публикации Оборонного колледжа НАТО в Риме, которая появилась незадолго до саммита НАТО в Чикаго – в марте 2012 г.[xiii] В этой работе, озаглавленной «Умная оборона: критическая оценка», показано, что попытки, в основном малоуспешные, реализовать проекты, которые сейчас рекламируются в рамках «умной обороны», предпринимались Альянсом и раньше, по сути в этой концепции нет «ничего оригинального», а сама она пока остается «расплывчатой»[xiv]. Авторы анализируют возможные трудности и препятствия на пути осуществления далеко идущей специализации стран-членов НАТО в тех или иных областях обороны.